С 1990 года постоянно сокращается число жителей Республики Коми. Если тогда их было больше 1,2 миллиона, то в 2023 году — всего 725 тысяч. Основная причина — миграция населения как в другие регионы РФ, так и за её пределы. Кто-то уезжает из-за социально-экономической ситуации в своём городе и в целом Республике. Кто-то — уже в 2022 году — из-за войны с Украиной. Рассказываем, как уехавшие из Коми живут на новом месте и собираются ли они возвращаться в Республику.

Сыктывкар — Москва — Тбилиси

Тамаре 34 года, она родилась в Сыктывкаре и жила там до 2017 года. Её мама — коми, родилась в селе Ижма, папа — русский, предки по его линии из Нижегородской области. В паспорте национальность указана по папе — русская.

Но Тамара всегда считала себя коми. Ежедневно с детских лет она слышала мамину речь. Её мама до сих пор часто использует выражения на коми, а Тамара её поддерживает, поскольку считает коми язык неотъемлемой частью их общения.

Коми язык она учила в школе и колледже, пела коми песни, «напитывалась» культурой через спектакли в Драматическом театре, куда ходила с бабушкой.

Тамара говорит, что давления по поводу национальности никогда не испытывала. Но добавляет, что ребята во дворе насмехались над ней из-за того, что она изучала в школе коми язык. 

Впервые Тамара задумалась об отъезде в сентябре 2015, когда посадили главу Республики Коми Гайзера и всю его команду. В то время Тамара с мужем держали маленькую лабораторию по ремонту мобильной техники и электроники. В течение года начали на себе ощущать, что клиентов стало меньше и денег в регионе тоже.  

С мужем и детьми Тамара тогда жила в одном из первых панельных домов Сыктывкара 1964 года постройки. Дом был неприглядным, и Тамара с мужем предложили жильцам скинуться на косметический ремонт фасада. Из 36 квартир отозвалось только 3.

В 2017, возвращаясь из путешествия по Финляндии, Швеции и странам Балтии, на въезде в Сыктывкар, Тамара обратила внимание на то, что город завален снегом: на центральной Коммунистической улице из четырёх возможных полос для движения транспорта осталось две. С этого момента Тамара с мужем стали планировать переезд.

К переезду подошли основательно: сначала переехали в Москву и подали документы на ВНЖ Словакии. Пока ждали — работали в Москве, но после получения переезжать не стали, решили повременить. 

«В декабре 2021 мы остро почувствовали, что наш период жизни в Москве подходит к завершению. Квартиру мы арендовали, дочь заканчивала 9 класс — нас ничего не держало».

Тогда решили пожить в Грузии: планировали провести там лето, слушали восторженные рассказы друзей. 

Но всё случилось иначе: по другим причинам и раньше запланированного. Тамара признаётся, что сложнее всего было принять, что часть близких узнает об отъезде только после пересечения ими границы. Остальные проблемы решались на ходу. 

Квартиру в Москве освободили, продали всё, что можно было продать. Собрали вещи, котов, которых Тамара ласково называет «сыктывкарскими бродягами», и направились в сторону Сакартвело. Часть семьи на машине через Верхний Ларс, часть на самолёте через Ереван. Воссоединиться удалось только в середине апреля 2022.

Теперь Тамара с семьёй живёт в Тбилиси. Говорит, что уже год дышит свободно, называет Сакартвело новым домом. Страна ей очень нравится, хотя всё ещё сложно понять, что будет дальше.

«Скучаем по близким, семейным праздникам, хрусту морозного утра, прозрачному воздуху в -19°C и запаху печного отопления, которым наполняется город зимой». 

Тамара добавляет, что Коми — её дом, каких ещё будет много, но Коми — самый любимый. 

«Мы обязательно вернемся», — говорит она.

Воркута — Москва — Будапешт

Арсену 43 года, он родом из Воркуты. Его папа — грузин, мама — коми, но себя он с детства считает грузином. Арсен знает и коми, и грузинский, но коми хуже: говорить на нём он не может.

О Воркуте Арсен отзывается с сожалением. Говорит, что во времена его детства и юности город был многонациональным. Тогда в Воркуте жило много потомков ссыльных немцев и украинцев. В советское время многие приезжали на заработки. 

Но в девяностые годы жизнь в городе изменилась. Многие стали уезжать: немцы по программе репатриации стали возвращаться в Германию. На заработки тоже уже никто не приезжал, напротив — многие уезжали. Население с 1991 года к 2021 упало больше, чем в два раза. 

«Практически все поселки заброшены, дома разрушены. Я лично видел развалины моей школы, больницы, в которую мы ходили, магазинов — большей части города моего детства уже нет».

Национальный вопрос до подросткового возраста Арсена не касался, вплоть до отъезда всё ограничивалось замечаниями и «шуточками».

По словам Арсена, в Воркуте чужаками были почти все, а криминальная атмосфера девяностых была такова, что национальный вопрос мало кого интересовал.

«Ощущения, что я дома и что я у себя на родине, у меня не было».

Арсен говорит, что об отъезде из Воркуты в то время думал каждый её житель. Он всегда знал, что уедет: окончил институт, ещё работая в шахте. Получил диплом, после отработал ещё года четыре. А когда зарплата перестала устраивать, Арсен поехал в Москву, где и жил до полномасштабного военного вторжения России в Украину.

После 24 февраля Арсен попросил в своей компании перевод в Европу, примерно полгода ушло на подготовку к переезду. Теперь он живёт в Венгрии.

Арсен бывал в Венгрии в командировках, поэтому компания предложила ему релокацию именно туда.  Будапешт и сама Венгрия Арсену нравятся. Венгерский язык он называет сложным, но это не доставляет ему особых неудобств. 

О жизни в эмиграции Арсен говорит со здравой практичностью. 

«Эмиграция — это стресс, обнуление социального капитала и снижение общего уровня жизни. Пока я в начале этого пути, думаю, со временем это сгладится и жизнь наладится. Скучаю по своим родственникам и друзьям, оставшимся в России. Возвращаться даже туристом в ближайший год не планирую. Что будет дальше, никто не знает».

Возвращаться в Воркуту Арсен также не хочет, но хотел бы приехать на родину своей мамы — в деревню под Сыктывкаром. В детстве он часто там бывал, а позднее старался приезжать каждый год. 

«Там потрясающая природа. Там остались родные люди. Там одно из немногих мест, где я чувствую себя дома».

Сыктывкар — Иркутск — Китай

Лидии 28 лет. Ей сложно назвать свою национальность: её мама — коми, папа — абхаз. Родилась Лидия в Сыктывкаре, но до пяти лет жила в Усть-Куломском районе, в маленьком посёлке Тимшер, откуда родом её мама и бабушка. 

Она всегда любила посёлок, часто бывала там с семьёй, даже когда бабушка и дедушка переехали оттуда. Там жили представители разных национальностей, но по словам Лидии — жили дружно.

Она никогда не чувствовала давление по поводу своего коми происхождения. Но в школьные годы стала чувствовать насмешки над своей фамилией, которая досталась ей от отца. Это продолжалось до 15 лет. 

После школы Лидия переехала в Иркутск, где поступила на переводчика китайского языка. Через год она уехала в Китай, где закончила бакалавриат и магистратуру. Сейчас она всё ещё продолжает учиться, но удалённо.

В феврале 2020 года Лидия приехала в Россию на день рождения подруги, но вернуться из-за пандемии уже не смогла. В Китае остались все её вещи и вся жизнь, но из-за строгих правил обучения без разрешения университета вернуться в страну нельзя — это грозит отчислением.  Вид на жительство Лидии тоже аннулировали.

Сейчас границы постепенно открываются и студенты могут возвращаться в Китай. 

Во время переезда в Китай Лидия столкнулась со многими сложностями. Одной из главных первое время был языковой барьер. 

«Даже пакет на кассе не можешь нормально попросить, потому что за год учёбы в российском университете тебя научили только учить бесполезные тексты».

Лидия рассказывает и о бытовых неудобствах: о высокой влажности из–за которой страдают кожаные вещи, дорогих кисломолочных продуктах, сладком хлебе. Ей довелось столкнуться с бытовым расизмом: китайцы могли обсуждать её внешность, думая, что Лидия их не понимает.

Аренда квартир и медицина обходятся довольно дорого, хотя грант на учёбу позволяет вернуть часть затрат на аренду. Однако главной сложностью Лидия называет правила дорожного движения: часто дорогу перейти невозможно — водители не уступают.

Но хорошего в Китае Лидия видит больше: парки аттракционов, магазины, кафе, красивые места, доставка и интернет-магазины. Первые несколько лет она скучала по России, но потом перестала. Скучала только по семье и еде, но еду можно и приготовить.

«Кроме майонеза, — говорит она. —  В магазинчиках я не рисковала его покупать. Поэтому при любом удобном случае ввозила его огромными партиями».

Всю пандемию она провела в России. О том, что происходит в Китае, она узнаёт от подруги. По её словам, отношение к иностранцам за пандемию в Китае изменилось. Но Лидия готовит документы, чтобы вернуться.

Последний раз в Коми Лидия была в 2016 году. 

«Я не особо скучаю по Коми, если честно. Разве что по семье. Когда-нибудь бы съездила, но не в ближайшие лет десять. Увы». 

Ухта — Санкт-Петербург — Будапешт

Василию 34 года. По отцу он коми, а по матери — русский. Себя он идентифицирует как коми, хоть и не говорит на коми языке. 

Василий родился и вырос в Ухте. Он называет Ухту очень русским городом: из напоминаний о том, что это Республика Коми — только вывески и названия улиц на двух языках. 

«Почти всё, что связано с коми культурой и языком, в детстве мной и окружающими почему-то воспринималось как «кринжовое»: от новостей на непонятном языке до походов в Центр коми культуры. Сейчас я об этом жалею и чувствую, что упустил огромную часть своей идентичности».

В 2005 году Василий поступил в университет в Санкт-Петербурге, где прожил три года. Там он впервые с удивлением обнаружил, что многие не знают о том, где находится Республика Коми, а некоторые — даже о её существовании. 

«Многие были уверены, что это где-то в Сибири».

В 2008 он отчислился и вернулся в Ухту.

Ещё живя в Питере, в 2006 Василий через интернет познакомился с девушкой из Венгрии. О переезде начал задумываться в 2008, сразу после первой поездки. 

И в 2014 году Василий окончательно переехал в Венгрию к теперь уже бывшей девушке. 

«Это был не политически мотивированный переезд, просто хотелось положить конец долгим отношениям на расстоянии».

Теперь, читая новости из России, Василий думает, что эмигрировал бы в любом случае, но сомневается, что выбрал бы для переезда Венгрию: в этой стране он видит «зачатки авторитарного строя».  

Приспособиться к жизни в Венгрии Василию было непросто: новая страна, абсолютно незнакомый и очень сложный язык и бесконечная бюрократия. Первое время девушка очень помогала справиться с этим.

За восемь лет Василий привык к жизни в Венгрии. Ему нравится Будапешт, а нахождение в Шенгенской зоне даёт возможность путешествовать. Язык Василий всё ещё знает не очень хорошо, но работает над этим.

«К слову, в Венгрии знают о коми, потому что венгры – тоже финно-угорский народ. Но они называют коми «zürjén», от слова «зыряне». 

Василий скучает по Ухте и очень хочет приехать: повидаться с родными и посетить места, где он вырос. Возвращаться в Коми не планирует — особенно сейчас. 

«Часто я очень скучаю по еде. Тут есть русский магазин, но солёного хариуса или ухтинский хлеб тут, конечно, не найти. И очень не хватает нормальной зимы: хочется снега и -25°C, а здесь зима это 0°C и полное отсутствие снега».

О перспективах Республики у Василия надежд совсем не много, по его словам, чувствуется, что Коми — бесперспективный регион. В Ухте ему точно не удастся поддерживать тот же уровень заработка, досуга и жизни, что и в европейских странах.

«Разумеется, хотелось бы, чтобы эта ситуация изменилась, ведь у Республики есть огромный потенциал».

Сыктывкар — Санкт-Петербург — Германия

Лане 36 лет. Она коми, как и её родители. Сейчас Лана работает научным сотрудником в университете Утрехта в Нидерландах. Родилась она в Сыктывкаре, но много времени проводила в посёлке Приозёрном в Корткеросском районе.

Училась Лана в Сыктывкаре и уже в школе сталкивалась с проявлениями ксенофобии. Ей говорили: «Не переживай. Ты очень умная, несмотря на то, что ты коми. Главное не пей, а то сопьёшься». С детства она слышала истории о том, что коми тупые, потому что «говорят на разных диалектах в разных районах Коми и не понимают друг друга». Некоторые даже говорили, что Сыктывкар и Эжву следует переименовать во что-то более благозвучное. 

У Ланы дома все говорили по-коми, особенно с бабушкой, которая русский не знала, и заметный акцент Ланы был причиной насмешек. 

Впервые задумалась об отъезде она в 2004 году, когда первый раз побывала за границей — в Эстонии. Ей сразу там очень понравилось: чисто, красиво, удобно. Со своей знакомой Лана сравнивала коми и эстонский языки, ища схожее. Тогда она впервые подумала, что хотела бы переехать. 

Сначала Лана переехала в Петербург по учёбе и жила там достаточно долго. И там её несколько раз называли «нерусской» из-за акцента и азиатских черт во внешности. 

Научный проект Ланы был связан с Германией, первый раз она поехала в Берлин за свои деньги. Большой проблемой было незнание языка: даже в таком крупном городе было тяжело, но город ей всё равно понравился.

А потом профессор Ланы предложил ей приехать к нему в аспирантуру в маленький городок Халле. Там в 2014 году без немецкого языка было очень сложно.

«Мне действительно понравилась Германия. Порядок, удобство. Мне там хорошо».

Лана сравнивает Нидерланды с Германией: говорит, что в последней больше природы, в лесах можно гулять и даже собирать грибы. Можно найти чернику и бруснику, но морошки в Германии нет.

«По этому скучаю: по коми кухне, по еде. Мой дядя был охотник, папа — рыбак. Скучаю по вещам, к которым привыкла в детстве».

Она хотела бы чаще приезжать в Коми: погулять по хвойному лесу или сосновому бору, встречаться с родителями и родственниками.  Сходить в Югыд Ва, посетить Маньпупунёр и гору Народную. Вспоминает «наши любимые болота с багульником».

Но на поездку в Коми сейчас Лана не рассчитывает из-за своей антивоенной позиции. К тому же НКО, где работает Лана, в любой момент может быть признана нежелательной организацией, и это многое осложняет.

«Но я надеюсь, что в сознательном возрасте смогу вернуться в Коми и погулять по родным местам».